Из прошлого женских причёсок
Бытует мнение, что причёска появилась у нашего доисторического предка раньше одежды: поскольку Бог наградил его длинными волосами, которые, спадая на лицо, мешали ему через тяжкий труд эволюционировать от обезьяны к человеку, он вынужден был откинуть волосы назад и перевязать их ремешком из кожи или былинкой. Такая примитивная причёска бытует до сих пор под названием «конский хвост». Когда же наш пращур стал-таки человеком, волосы из досадной помехи превратились для него в средство утверждения себя в обществе. Чем и остаются поныне, особенно у прекрасной половины человечества.
Во Франции, законодательнице мод, родилась на рубеже XVIII-XIX столетий такая поговорка: «Ради того, чтобы стать красивой, можно и пострадать».
А какая же женщина не хочет быть красивой. И дамы безропотно страдали.
В XVIII веке процесс сооружения – иначе не скажешь – причёски занимал у светских дам во Франции, Англии, а потом и в России целые дни. Волосы завивались, укладывались согласно предписаниям журналов мод (первый такой журнал появился в Париже в 1672 году, а в России – в 1779-м), украшались драгоценностями и перьями. Английской герцогине Девонширской в 1775 году подарили два длиннющих страусиных пера. Она использовала их в своей причёске. Светские дамы немедленно переняли начинание, длинные перья в причёске стали модными, доставляя немало хлопот придворным художникам: перья на портретах пришлось укорачивать, чтоб они не свешивались за рамки холста.
Цветник или корабль – на голове
В дореволюционной России мастеров парикмахерского дела нередко именовали тупейными художниками. Но не от русского слова «тупой», а от французского «тупей» (toupet) – взбитый хохол на голове. У известного писателя Николая Лескова (1831-1895) есть рассказ «Тупейный художник» о трагической судьбе талантливого крепостного парикмахера, который даже самому безобразному лицу мог придать привлекательные черты.
Изощрённой фантазии тупейных художников не было границ. В эпоху рококо (первая половина XVIII века), характерной особенностью которой было широкое распространение пасторальных, пастушеских мотивов в искусстве, модным стало закрепление в волосах изогнутых по форме головы бутылочек с водой, в которые вставлялись букетики живых цветов. «Весна на голове среди белоснежной пудры производила чарующее впечатление», – писала одна из светских львиц того времени. Правда, чтобы напудрить волосы или парик, не испачкав платья, женщинам приходилось совершать эту процедуру в специальном шкафчике с отверстием для головы.
В конце XVIII века популярной стала причёска «фрегат», которой модницы сначала в Англии, а потом и во всей Европе отметили блестящую победу адмирала Нельсона над наполеоновским флотом в Абукирском сражении на Средиземном море (1798 г.). Не только на париках, но нередко и из родных волос парикмахеры творили на женских головках модели фрегата со всею положенною трёхмачтовому паруснику оснасткой. Когда женщина шла, парусник покачивался, как на волнах. Не обратить внимание на носительницу фрегата было невозможно. Сотворение чуда стоило больших денег и нечеловеческого терпения клиента. А потому причёску носили, не распуская, не одну неделю, спали дамы в креслах или клали на ночь головы на специальные деревянные обшитые шёлком подставки.
«А ля Нинон»
…Осенью октября 1833 года из Болдина, из своей знаменитой «болдинской осени», Пушкин писал супруге Наталье Николаевне в Петербург: «Мочи нет, хочется мне увидать тебя причёсанную a la Ninon; ты должна быть чудо как мила. Как ты прежде об этой старой потаскухе не подумала и не переняла у ней её причёску?».
Причёска «а ля Нинон», о которой говорит великий русский поэт, была позаимствована с портрета французской куртизанки (великосветской дамы лёгкого поведения) Нинон де Ланкло (1615-1705). Пушкин в письме называет её смачным русским словом из ненормативной лексики, которое из цензурных соображений пришлось переиначить на «потаскуху». Между тем де Ланкло отличалась не только женской слабостью (или силой?), но и глубоким умом. За ней, совсем ещё молодой, волочился всесильный кардинал Ришелье и однажды прислал 50 тысяч золотых. Нинон вернула деньги с запиской: «Я отдаюсь, но не продаюсь». До глубокой старости де Ланкло выглядела моложаво, объясняя это тем, что ежедневно протирает лицо лоскутом замши, смоченной кипячёной водой. Учёные и поэты почитали за честь услышать мнение этой неординарной женщины о своих опусах.
Причёска «а ля Нинон» выглядела так: слегка завитая чёлка на лбу, надо лбом – горизонтальный пробор, по вискам до плеч спускаются крупные локоны, на затылке плоский тугой шиньон, в который вставлено страусовое перо. К сожалению, на дошедших до нас портретах Наталья Николаевна Пушкина (в девичестве Гончарова, после второго замужества – Ланская) изображена в причёсках, ставших модными позже.
Русская скромность
В России многие века женская причёска не претерпевала изменений и лишь с определённостью свидетельствовала о семейном положении её обладательницы. Незамужние девки заплетали волосы в одну ниспадающую косу в три плетешка с прямым пробором, украшенную на конце разноцветными лентами либо косником – «особым лоскутом или подушечкой, шитой бисером, иногда на медной пряжке» (Владимир Даль). Замужние женщины волосы заплетали в две косы и укладывали их вокруг головы. Женщина не имела права показываться перед чужими мужчинами с непокрытой головой. Отрезать девке косу или сорвать с женщины головной убор значило нанести глубокое оскорбление. Именно такое надругательство над женской честью совершил у Лермонтова в «Песне про купца Калашникова» молодой опричник Кирибеевич, за что поплатился жизнью в кулачном бою с удалым купцом.
Парики – для всех!
Великий реформатор Пётр I не обошёл своим вниманием и внешний вид своих подданных. 30 декабря 1701 года он издал указ, предписывавший «женскому полу всех чинов носить платье, и шапки, и кунтыши, а исподнее бостроги, и юбки, и башмаки немецкие, а русского, и черкесских кафтанов, и тулупов, и азямов, и штанов, и сапогов, и башмаков, и шапок отнюдь не носить». Этим же указом вводились парики как для мужчин, так и для женщин.
«Секретное изобретение»
Хотя и с запозданием, но западные моды докатывались и до провинциальной России, видоизменяясь сообразно навыкам крепостных парикмахеров. Чтоб избавить модниц от необходимости прибегать к услугам доморощенных цирюльников, в 1861 году в Петербурге под названием «Домашний парикмахер» было издано «практическое наставление молодой даме или девице научиться самой, без всякой посторонней помощи, причёсываться по моде и приобрести надлежащие сведения для правильного обращения с волосами, чтобы сохранять их и придавать им желаемую красоту». В этом наставлении, между прочим, приведён рецепт состава для ращения волос, недавно ещё, как утверждали авторы, считавшийся «секретным изобретением». «Берут свежего, совсем без соли, сливочного масла, растапливают его, потом дают хорошенько отстояться и, осторожно слив в посудину, оставляют, чтоб остыло. Тогда, отвесив этого масла 1/4 фунта (около 100 г), прибавляют к нему 1/4 фунта медвежьего жиру и 1/4 фунта льняного масла, стирают составом каждый день те места на голове, где волосы особенно падают. Эта помада вообще чрезвычайно действительна для рощения волос». Признаюсь, на себе я это чудодейственное средство не проверял, а потому не могу ни подтвердить, ни опровергнуть оптимистичное утверждение авторов наставления.
Как видите, наши прапрабабушки и прапрадедушки были не меньше, чем мы, озабочены состоянием волосяного покрова головы.
Чем более ускорялся темп жизни, тем более укорачивались и упрощались женские причёски. Сегодня можно встретить женщин, обритых наголо. Кому-то нравится. Мне – нет.
Леонид БУДАРИН