Про Александра Вертинского – усталого старого клоуна

Он так и не научился выговаривать букву «р», но, когда он пел свои песни, его с замиранием сердца слушала и российская эмиграция, и советские рабочие.

Александр Николаевич Вертинский (1889–1957), знаменитый бард ХХ века, родился в Киеве и неоднократно признавался в любви к «матери городов русских»:

Я готов целовать твои улицы,
Прижимаясь к твоим площадям.

Но, как писала его младшая дочь Анастасия (народная артистка РСФСР), «отец обожал Москву. Именно здесь начиналась его успешная актёрская карьера, и здесь пришло признание. Это был родной для него город».

В Белокаменную Вертинский приехал в десятых годах прошлого века с твёрдым намерением покорить мир – если не на литературном поприще, то на театральном. Но в Московском художественном театре Станиславский (1863–1938), прослушав его чтение стихов, спросил:

– Вот вы плохо произносите букву «р», что вы думаете делать с этим дефектом?

– Я буду учиться и исправлю его, – самоуверенно заверил Вертинский.

Но не убедил великого экзаменатора. Ещё раз встретиться со Станиславским Вертинскому доведётся на московском Новодевичьем кладбище, где оба похоронены.

От картавости же Александр Николаевич так до конца и не избавился, что не помешало, а скорее способствовало обретению им своего неповторимого голоса в русском музыкальном искусстве.

Забыться, уйти от пугающей действительности в сказочный мир грёз стало вожделенной мечтой обывателя после смуты Первой русской революции 1905-1907 годов. Вертинский уловил настроения образованного общества и дал ему то, чего оно жаждало, – сказку. Успех был ошеломляющий. А первый бенефис Вертинского – спектакль одного актёра – состоялся в Москве 25 октября 1917 года (7 ноября по новому стилю) – в день, приведший к власти в России большевиков во главе с Ульяновым-Лениным и Бронштейном-Троцким.

Когда та публика, для которой он пел и которая не принимала советскую власть, стала вместе с Белой армией откатываться на российские окраины, судьбу этой публики разделил и Вертинский.

На пароходе «Великий князь Александр Михайлович» он в ноябре 1920 года покинул советскую Россию.

Из отпущенных ему 66 лет жизни почти четверть века Вертинский провёл за пределами России, тоскуя по Родине, воспевая и оплакивая её:

О, как сладко, как больно сквозь слёзы
Хоть взглянуть на родную страну...

Его восторженно принимала многосоттысячная русская эмиграция, расползшаяся по свету и ностальгирующая по России. И он метался с концертами по разным странам, и пел, пел, пел – об утраченной Родине, о выдуманных землях и выдуманных людях.

Став за границей обеспеченным человеком, с которым за честь почитали знаться президенты и миллиардеры, Вертинский не видел своего будущего вне России:

Вы слова залётные, куда?!
Тут живут чужие господа,
И чужая радость, и беда.
И мы для них чужие навсегда!..

Уже в 1924 году он обратился в советское консульство в Польше с просьбой разрешить вернуться на Родину. Ему отказали: в СССР не забыли, что он якшался с лютыми врагами советской власти.

Судьбу Вертинского мог решить только Сталин. У него в обширной коллекции граммофонных пластинок на Ближней даче в Кунцево (ныне в пределах Москвы) были и диски с записями Вертинского, изданные в разных странах. И он их неоднократно прослушивал.

Весной 1943 года Александр Николаевич в очередной раз обратился к советскому правительству с просьбой разрешить вернуться в СССР: «Жить вдали от Родины, – писал Вертинский, – в момент, когда она обливается кровью, и быть бессильным ей помочь – самое ужасное».

Сталин сказал: «Пусть возвращается».

И Вертинский вернулся – с женой и дочкой и без гроша в кармане. Советское правительство обустроило его – и не где-нибудь, а в самом центре Москвы, на улице Горького.

До конца войны Александр Николаевич разъезжал по фронтам с концертами: пел чужие и свои патриотические песни.

О Родина моя, в своей простой шинели,
В пудовых сапогах, сынов своих любя,
Ты поднялась сквозь бури и метели,
Спасая мир, не веривший в тебя.

Вряд ли из одного только чувства благодарности за возможность вернуться в отчий дом написал Вертинский в 1945 году песню о Сталине, назвав её предельно лаконично – «Он». И ни разу в тексте не назвав героя по имени.

Чуть седой, как серебряный тополь,
Он стоит, принимая парад.
Сколько стоил ему Севастополь!
Сколько стоил ему Сталинград!

Другой вопрос, сколько стоил Он народам СССР.

В 1950 году был снят фильм «Заговор обречённых», где роль агента Ватикана кардинала Бирнча блистательно сыграл Александр Вертинский. За что ему, как и фильму, была присуждена Сталинская премия. В фильме трудящиеся некой восточноевропейской страны, руководимые коммунистами, мужественно противостоят козням американского империализма.

Даже приняв Вертинского, Страна Советов к его творчеству относилась настороженно: уж больно оно не вписывалось в рамки социалистического реализма. Как могут вдохновлять на трудовые подвиги такие слова:

Ты не плачь, не плачь, моя красавица,
Ты не плачь, женулечка-жена.
В нашей жизни многое не нравится,
Но зато в ней столько раз весна!

Вертинский мотался по стране, давая по два с лишним десятка концертов в месяц. Залы были переполнены, несмотря на то что афиши разрешалось расклеивать только вблизи концертных площадок. Газетам не рекомендовалось освещать деятельность Вертинского. На радио его не давали. Только в январе 1944 года была осуществлена запись 15 песен на граммофонные пластинки.

Для человека пишущего и поющего нет ничего трагичнее, чем быть окружённым стеной молчания средств массовой информации. Даже если этот человек пользуется всеобщим признанием.

В 1956 году, в начале недолгой хрущёвской оттепели, когда государство слегка разжало идеологические тиски, Вертинский обратился с доверительным посланием к заместителю министра культуры СССР, где высказал накопившиеся обиды.

«Обо мне не пишут и не говорят ни слова, как будто меня нет в стране. А между тем я есть! И очень есть! Меня любит народ! (Простите мне эту смелость). 13 лет на меня нельзя достать билета! Я уже по четвёртому и пятому разу объехал нашу страну. Ко мне приходят за кулисы совсем простые рабочие, жмут мне руку и говорят: «Спасибо, что вы приехали! Мы отдохнули сегодня на Вашем концерте. Вы открыли нам форточку в какой-то иной мир – мир романтики, поэзии, мир, может быть, снов и иллюзий, но это мир, в который стремится душа каждого человека!» Всё это даёт мне право думать, что моё творчество, пусть даже и не очень «советское», нужно кому-то и, может быть, необходимо. Не пора ли уже посчитаться с той огромной любовью народа ко мне, которая, собственно, и держит меня, как поплавок, на поверхности и не даёт утонуть?»

Письмо осталось без последствий. На следующий год Вертинского не стало.

Любимый сотнями тысяч, Вертинский остался одиноким.

А когда наступит утро, я бреду бульваром сонным,
Где в испуге даже дети убегают от меня.
Я усталый старый клоун, я машу мечом картонным,
И в лучах моей короны умирает светоч дня.

Но поскольку простые и естественные человеческие чувства неизбывны, пока жив человек, то не уйдут в небытие и песни, эти чувства воспевающие.

А любовь – это яд!
А любовь – это ад!
Где сердца наши вечно горят.

Поэт и артист, чуравшийся гражданской тематики в творчестве, едва ли не единственный раз громко высказал своё отношение к окружающей действительности в песне «То, что я должен сказать».

Я не знаю, зачем и кому это нужно,
Кто послал их на смерть недрожащей рукой?

Реквием по невинным жертвам гражданской междоусобицы и сегодня звучит не менее актуально, чем более века назад.

Вертинский написал этот шедевр в память мальчишек-юнкеров, погибших в Москве в противостоянии с большевиками в ноябре 1917 года.

И никто не додумался просто стать на колени
И сказать этим мальчикам, что в бездарной стране
Даже светлые подвиги – это только ступени
В бесконечные пропасти, к недоступной Весне!

Леонид БУДАРИН