Как дочь трактирщика из Праги переполошила пол-Европы

250 лет назад, в марте 1774 года, девушка, назвавшаяся княжной Таракановой, объявила себя наследницей российского престола.

Свою карьеру сердцеедки и разорительницы богачей эта 18-летняя особа начала в Париже. Здесь для обретения богатства и скандальной известности достаточно было привлекательной внешности, очаровательной наглости и всегдашней готовности сдать себя напрокат влиятельным и состоятельным мужчинам. Этих качеств у смуглой «персиянки Али-Эмете» (как она тогда себя называла) хватало с избытком.

Девушка в тот период своей бурной жизни ещё не помышляла объявлять себя дочерью покойной императрицы Елизаветы Петровны. Ей грезилась «всего-навсего» роль светской богини, обвешанной драгоценностями и страстными поклонниками.

Беда в том, что эти мечты «персидская княжна» осуществила слишком легко и быстро, и врожденная натура авантюристки не могла успокоиться на столь «малом». Азартная и рисковая, она вплоть до самой гибели упорно повышала ставки.

«Не хочу быть столбовою дворянкою!»

В октябре 1772 года Али-Эмете, она же – «княжна Владимирская», в сопровождении свиты поселилась в роскошной гостинице в самом центре французской столицы. Зажила на широкую ногу: открыла светский салон, куда охотно заглядывали титулованные особы мужского пола. Впрочем, появлялись и банкиры, и крупные торговцы – княжна была им неизменно рада. А они, в свою очередь, были рады распахнуть перед нею свои портмоне.

Среди гостей были и те, кто по-настоящему полюбил эту удивительную девушку. К примеру, граф де Рошфор, который, желая повысить свою значимость в глазах любимой, представил её своему другу, имперскому князю Лимбургу, реальному европейскому монарху, который владел небольшим государством на территории нынешней Германии. А Рошфор и его любовница находились тогда в бегах: парижские кредиторы предъявили к оплате долговые векселя. Лимбург, увидев Али-Эмете, тут же одурел от страсти, и «персидская княжна» согласилась стать его женой. Князь ликовал от счастья, в отличие от покинутого Рошфора.

Тут бы и угомониться юной сердцеедке, но нет! В марте 1774 года княжна «призналась» жениху, что она – Елизавета, дочь русской императрицы Елизаветы Петровны и её тайного супруга Алексея Разумовского, урожденная княжна Тараканова; что её, мол, сослали в Сибирь, потом похитили и увезли ко двору персидского шаха, после чего она наконец попала в Европу.

Князь Лимбург, ставший рабом своей любви, ни на миг не усомнился в словах избранницы. Он тут же поклялся, что будет всеми силами помогать внучке Петра Великого занять престол Российской империи.

При чём тут поляки и султан?

Желая перед свадьбой присвоить лже-Елизавете хоть мало-мальский монарший титул, Лимбург купил в подарок невесте соседнее с его княжеством государство Оберштейн со столицей в Пинеберге. И все бы хорошо, но…

Роковым событием для Таракановой стало появление в её жизни поляка Михаила Доманского – юного красавца и отважного рыцаря. Молодые люди влюбились друг в друга, Доманский занял должность в свите «государыни» Елизаветы.

Любовь любовью, но шляхтич был ещё и патриотом. Как раз в то время Екатерина II навязала Польше в качестве короля своего фаворита Станислава Понятовского, ненавидимого на родине за продажность и лживость. И самозванка, претендующая на российский престол, была для шляхты, бежавшей в Европу, последней надеждой в борьбе за свободу Польши. Тараканова, наконец-то сама попавшая в безжалостные сети любви, заверила Доманского, что, взойдя на престол в Петербурге, дарует Варшаве полную независимость.

Доманский рассказал о новой союзнице князю Каролю Радзивиллу, главному польскому патриоту и врагу Екатерины II. После этого, как говорится, шутки кончились. В дело вступила большая политика.

Можно представить себе изумление Лимбурга, когда невеста сообщила ему, что едет в Венецию, где её ожидает Радзивилл! А затем, дескать, уже вместе с польским магнатом – в Константинополь, откуда они поведут турецкие армии на Россию. Под занавес суженая потребовала у Лимбурга средств на дорогу, и смиренный князь выдал ей деньги и несколько экипажей с лучшими лошадьми.

В Венецию кортеж княгини Пинебергской (так теперь звучал её официальный титул) прибыл в мае 1774 года. Авантюристку поселили в резиденции посла Франции, ведь все шло к тому, что Людовик XV признает Тараканову законной русской царицей. В Париже ошибочно полагали, что власть Екатерины II была непрочной: в тот момент как раз было в разгаре восстание Пугачёва. И потому французские политики спешили посадить на престол в Петербурге своего ставленника или ставленницу.

Тараканова изо всех сил старалась соответствовать этой роли. Посетителей она принимала со всеми церемониями придворного этикета, как и подобает настоящей императрице. В итоге Радзивиллу надоело оплачивать её чудовищные кредиты.

Так что же, снова бежать от долгов? Ну ей-то не привыкать…

Вместе с Радзивиллом и Доманским Тараканова приезжает в Рагузу (нынешний город Дубровник в Хорватии), где опять-таки поселяется в резиденции французского консула. Здесь авантюристка начинает предъявлять фальшивое завещание царицы Елизаветы Петровны, в котором та закрепляет за своей дочерью, княжной Таракановой, все права на российский престол.

Узнав об этом, Екатерина II якобы зашлась в гневе: «Ну всё, моё терпение кончилось!»

Ответный удар империи

Было ли это простым совпадением, неизвестно, однако Россия именно тогда заключила с Турцией мирный договор. Поляки приуныли: поддерживая самозванку, они как раз делали ставку на турок. Позиции Таракановой начали стремительно слабеть. Под каким-то предлогом Радзивилл покинул «внучку Петра Великого», и Тараканова осталась без своего основного источника финансирования. Казалось бы, можно вернуться в Германию, княжить в своём Пинеберге и не знать никаких забот. Но этот вариант авантюристка даже не рассматривала.

Причина безрассудства Таракановой вскоре выяснилась: врачи сообщили ей о неизлечимом заболевании – туберкулезе. Так что… С этого момента самозванке было нечего терять.

И поэтому, когда граф Алексей Орлов, чей флот стоял на рейде в Ливорно (Италия), предложил Таракановой помощь в её восшествии на российский престол, княжна стала с ним, что называется, «встречаться» (эта связь, конечно, не мешала ей любить Доманского – не надо путать страсть и политические амбиции). В конце концов претендентка на русский престол согласилась прибыть на корабль «Святой Исидор» для знакомства с «верноподданными».

После пиршества и фейерверка замечтавшаяся Тараканова вдруг обнаружила, что стоит на палубе в одиночестве. Орлов, его приятель де Рибас (будущий основатель Одессы) и другие офицеры, только что поднимавшие тосты за юную повелительницу, куда-то исчезли! Тут к девушке подошёл вахтенный капитан и объявил, что она арестована. Праздничное застолье в честь новой «императрицы Елизаветы» оказалось одним из тех спектаклей, до которых был столь охоч граф Алексей Орлов.

Под громогласные изъявления «глубокой озабоченности» со стороны королевских домов Европы корабль с тяжелобольной узницей прибыл 11 мая 1775 года в Петербург, где Тараканову заключили в Алексеевский равелин Петропавловской крепости. Екатерина II клятвенно обещала отпустить свою пленницу в Европу, если та скажет, кто же она на самом деле. Русская разведка уже донесла императрице, что отец авантюристки – трактирщик из Праги, но требовалось формальное признание самой подследственной.

Вплоть до своей кончины 15 декабря 1775 года узница твердила, что она – урожденная княжна Тараканова, дочь царицы Елизаветы Петровны и графа Алексея Разумовского. Остаться в памяти человечества фигурой загадочной (и, возможно, царских кровей) – вот что было для неё единственным утешением на пороге смерти от чахотки.

Кстати, наводнение в Петропавловской крепости, изображенное на картине Флавицкого «Княжна Тараканова», случилось через полтора года после того, как таинственная заключенная была похоронена во дворе Алексеевского равелина.

Александр АННИН