О том, как революция пожирает своих детей

Всякая революция объективным ходом истории вырождается в диктатуру: обыватель, уставший от смуты, начинает мечтать о твёрдой руке. Которая тотчас находится. Английская буржуазная революция XVII века породила Кромвеля, Великая Французская революция XVIII века – Наполеона, Великая Октябрьская социалистическая революция XX века – Сталина. Утверждению диктатур способствовали, сами того не подозревая, бескорыстные, бескомпромиссные и безжалостные рыцари революции – Робеспьер в Париже, Дзержинский – в Москве…

Феликс Дзержинский в 1926 году, за две недели до смерти, уже слышал каменную поступь Командора, которому сам же расчистил путь.

В письме Валериану Куйбышеву (1888-1935), бывшему тогда заместителем председателя Совнаркома (правительства СССР), Феликс Эдмундович пророчествовал: «У меня полная уверенность, что мы со всеми врагами справимся, если найдём и возьмём правильную линию в управлении на практике страной и хозяйством… Если не найдём этой линии и темпа – оппозиция наша будет расти, и страна найдёт тогда своего диктатора – похоронщика революции, - какие бы красные перья ни были на его костюме».

Страна нашла своего «похоронщика революции».

Проживи Дзержинский ещё лет десять, непременно был бы поставлен к стенке в ходе сталинского «большого террора» конца тридцатых годов. Иосиф Виссарионович в июне 1937 года так охарактеризовал Железного Феликса: «Это был очень активный троцкист, и всё ГПУ он хотел поднять на защиту Троцкого. Это ему не удалось». (ГПУ – Государственное политическое управление при НКВД РСФСР, преемник ВЧК и предшественница КГБ и ФСБ.) Льва Троцкого Сталин ненавидел и в конце концов подослал к нему в Мексику убийцу, который в 1940 году ледорубом размозжил череп второму (после Сталина) претенденту на роль вождя мирового коммунистического движения.

Руководствуясь ленинским постулатом «Революция только тогда чего-нибудь стоит, если умеет защищаться», большевики, захватив власть в ночь на 7 ноября 1917 года, уже 20 декабря образовали Всероссийскую чрезвычайную комиссию по борьбе с контрреволюцией и саботажем – пресловутую ВЧК. Её бессменным руководителем, как бы она ни называлась, до конца дней своих оставался Дзержинский.

Он родился 30 августа 1877 года в имении Дзержиново нынешней Минской области Белоруссии, был предпоследним из восьми детей плодовитого мелкопоместного польского шляхтича, рано умершего. Учился в гимназии скверно, в первом классе отсидел два года, а когда его, восемнадцатилетнего, отчислили из учебного заведения, то в выданном на руки свидетельстве значилось, что лишь по закону Божьему он показал хорошие знания, по остальным предметам – удовлетворительные, а по русскому и греческому языкам и вовсе получил «неуд».

Оказавшись на вольных хлебах, Феликс поначалу намеревался вступить в орден иезуитов - католиков-фанатов. Но судьба распорядилась иначе, и он ступил на тропу войны против царского режима. С которой не сошёл, несмотря на тюрьмы и ссылки, отнявшие в общей сложности одиннадцать лет у его недолгой жизни.

В отличие от братьев, нашедших место в обществе и снискавших уважение окружающих, Феликс Эдмундович чурался будничного повседневного труда. Его влекла романтика борьбы.

Тому, во что он уверовал, Феликс отдавался весь без остатка. Психологический настрой объективно толкал его в стан радикальных социалистов, и то, что он прибился к партии большевиков-ленинцев, вряд ли было случайностью: ему импонировала партия, построенная по образу и подобию ордена иезуитов. По такому же принципу, кстати, он выстроил и ВЧК, чьи местные подразделения были не подотчетны никому, кроме своих вышестоящих инстанций.

Лаврентий Берия, наследник Железного Феликса на посту главы спецслужбы, «считал его фанатиком и душевнобольным. Однажды Сталин рассказал ему, какое физическое удовольствие испытывал Дзержинский при допросах», вспоминал сын Берии.

«У него была наружность Дон Кихота, - утверждал Борис Бажанов, бывший секретарь Сталина, сбежавший за границу в 1928 году, - а манера говорить – человека убеждённого и идейного. Поразила меня его старая гимнастёрка с заплатанными локтями».

Вот уж воистину Дон Кихот, которому по року судьбы на пути ко всеобщему счастью попались не ветряные мельницы, а люди.

Николай Крыленко, тогдашний заместитель наркома юстиции, писал: «ВЧК страшен беспощадностью своей репрессии и полной непроницаемостью для чьего бы то ни было взгляда». И предлагал передать органы ВЧК в подчинение наркомюсту. Дзержинский такие предложения воспринимал как личную обиду и отметал с порога: «Это акт дискредитации ВЧК и её органов. Губюсты – это органы формальной справедливости, а ЧК – органы дисциплинированной партийной боевой дружины».

Партия большевиков свою «боевую дружину», отвергавшую «формальную справедливость», в обиду никогда не давала – ни при Ленине, ни при Сталине. «Хороший коммунист в то же время есть и хороший чекист», - провозглашал «вождь мирового пролетариата» В. Ленин и тем предписывал членам ВКП(б) становиться стукачами. Доносительство стало нормой жизни в Стране Советов на долгие годы, растлевая душу народа.

Прочное место в арсенале ВЧК-ГПУ заняла при Дзержинском провокация. Ею широко пользовались как в борьбе с действительными врагами советской власти, так и с инакомыслящими «товарищами по партии». Старый большевик Мясников в 1923 году был за критику советских порядков выслан в Германию, но и там не угомонился. Дзержинский обратился к советскому полпреду в Берлине Крестинскому с просьбой «принять все меры, чтобы Мясников выехал немедленно обратно в Совроссию». «Из беседы с Вами, - подчеркивал председатель ГПУ, - у Мясникова должно создаться впечатление, будто вопрос о репрессиях против него отпал». Но едва старый большевик вернулся в созданное при его участии «государство рабочих и крестьян», как был надолго упрятан в тюрьму, а в 1945 году расстрелян.

Ленин требовал: «Надо поощрять энергию и массовидность террора», привлекая к нему «людей потверже».

Но даже «люди потверже» не выдерживали нечеловеческого напряжения «работы». Дзержинский признавался: «Мне уже стало так тяжело постоянно быть жёстким хозяином».

Однако Дон Кихот с Большой Лубянки не мог сидеть без дела. И всегда находил его. После окончания Гражданской войны, когда, казалось бы, молох репрессий мог снизить обороты, Дзержинский в 1922 году заявил: «Закончилась война, теперь нам нужно особенно зорко присматриваться к антисоветским течениям и группировкам, сокрушить внутреннюю контрреволюцию, раскрыть все заговоры низверженных помещиков, капиталистов и их прихвостней».

«Архипелаг ГУЛАГ» (Главное управление исправительно-трудовых лагерей) стал быстро прирастать новыми невольничьими «островами». Ведь «великие стройки коммунизма» остро нуждались в рабочей силе. Если в ноябре 1922 года в России (РСФСР) было 60 559 заключённых, то в январе 1929-го уже 118 179 сидельцев.

Ленин, прорисовывая контуры недалёкого будущего, писал в 1922 году: «Величайшая ошибка думать, что НЭП (новая экономическая политика с расширением частной собственности. – Л.Б.) положит конец террору. Мы ещё вернёмся к террору и к террору экономическому». Предначертание «вождя мирового пролетариата» исполнить выпало «вождю всех народов» Иосифу Сталину. С этой задачей Иосиф Виссарионович справился блестяще, опираясь на эффективно функционирующие, бездумные, бездушные и беспрекословно подчиняющиеся карательные органы, созданные Железным Феликсом.

Леонид БУДАРИН