Об опытах над приматами

В советские времена отдых в Сухуми был немыслим без посещения Института экспериментальной патологии и терапии, который был более известен как сухумский обезьяний питомник.

В обезьяний питомник все старались попасть не только потому, что в столице Абхазии наблюдалась некоторая напряженка с достопримечательностями. В питомнике было просто очень интересно.

Там, казалось, не существовало утверждённого свыше плана проведения экскурсий, а может быть, его просто никто не придерживался. Каждый научный сотрудник излагал гостям свои собственные взгляды на приматологию вообще и конкретных обитателей питомника в частности.

Одни рассказывали о многочисленных страшных болезнях, протекающих одинаково у обезьян и человека. Другие поразительно много знали о поведении разнообразных представителей обезьяньего рода. Однако всех своих коллег затмевала очень приятная дама, которая с мельчайшими подробностями рассказывала об интимной жизни обезьян. Догадаться, что такие глубокие познания объясняются научной специализацией, было затруднительно. Ведь то, что питомник в 1927 году был создан для экспериментов по скрещиванию обезьяны с человеком, в те времена, мягко говоря, не афишировалось.

Из Африки на Кавказ

А ведь 1920-1930-е годы были эпохой смелых медицинских и биологических экспериментов. От всех болезней пытались лечить мочой беременных женщин и прочими экзотическими способами. В стране была масса сторонников евгеники (выведения «правильного» человека), и некоторые ученые мужи носились с идеей создания института расовой патологии. На этом фоне попытки скрестить человека с его ближайшими родственниками в мире дикой природы – обезьянами – не выглядели чем-то особенно экзотичным.

К тому же научная репутация автора этой затеи биолога Ильи Иванова внушала надежды на успех. Ведь именно он был автором методики искусственного осеменения сельскохозяйственных животных. А ещё в 1910 году Иванов выступил с докладом на международном конгрессе, доказывая, что скрещивание обезьяны с человеком – вполне осуществимая задача.

Оптимизм русского зоолога разделяли далеко не все. Только в 1926 году после громкой дискуссии в прессе советское правительство всё-таки выделило средства для проведения экспериментов по скрещиванию – в Африке.

Но результата – не только быстрого получения гибрида, но даже беременности от искусственного осеменения самок шимпанзе – добиться не удалось. В Африке Иванов также узнал, что ни одна из женщин, контактировавших с самцами горилл, не имела от них потомства. Эксперимент грозил растянуться на годы, а деньги тем временем подходили к концу. И всё же зоолог считал, что опыты нужно продолжить.

В итоге подопечные Иванова вместе с экспериментатором оказались в Сухуми. Вот только очередные отпущенные на скрещивания средства скоро иссякли. Как гласит легенда, за вспомоществованием Иванов отправился к другу Сталина Нестору Лакобе, занимавшему в Абхазии все высшие руководящие должности одновременно. Лакоба был глуховат, но как только понял, о чём идёт речь, пришёл в неописуемую ярость: ему показалась невыносимой сама мысль о появлении гибрида горцев и обезьян. И Иванов был вынужден покинуть Кавказ. Он умер в 1932 году в Казахстане.

Однако сухумский питомник продолжал существовать и развиваться. Обезьян как экспериментальный материал оценили биологи и врачи. Но самую большую заинтересованность проявили учёные в погонах, прежде всего военные химики, занимавшиеся разработкой отравляющих газов.

Правда, этот золотой век питомника окончился в конце 1930-х. Для экспериментов химиков и микробиологов из НКВД появилось достаточное количество человеческого материала, да и закупки обезьян за твёрдую валюту больше не приветствовались руководством страны. Учёным и медикам стали разъяснять, что морские свинки и собаки – вполне достойные, а главное, не наносящие ущерба бюджету подопытные животные. Единственным исключением были работы по разработке вакцин от инфекционных заболеваний, где экономия на приматах могла обойтись слишком дорого.

Идеальная замена человека

Как бы то ни было, сухумский обезьянник благополучно пережил трудные годы. В 1944 году питомник стал медико-биологической станцией только что образованной Академии медицинских наук СССР. Однако отнюдь не это стало поворотной точкой в его судьбе, и даже не преобразование его в 1957 году в НИИ.

Одним из заметных научных учреждений страны он стал благодаря гонке вооружений. Обезьяны были идеальным объектом для изучения воздействия на организм радиации. Очевидцы вспоминали, что экспериментальных животных в специальных капсулах опускали в колодцы с источниками излучения, и большая часть материалов о лучевой болезни была получена именно этим путём.

На приматах проще всего было отрабатывать средства нападения и защиты в бактериологической войне. Бессменный с конца 1950-х годов директор НИИ академик Борис Лапин (1921-2020) вспоминал, что в институте велись работы по исследованию болезни, очень напоминающей невесть откуда взявшуюся атипичную пневмонию, которая потом появилась в Китае.

Итог этой работы был подведён в обширной записке Абхазского обкома партии о работе Института экспериментальной патологии и терапии АМН СССР, отправленной в ЦК КПСС в 1969 году: «Обезьяны – единственные животные, на которых можно воспроизвести и эффективно изучать большинство инфекционных и неинфекционных заболеваний человека… На базе института систематически выполняют медико-биологические исследования на обезьянах различные учреждения Министерства обороны СССР и других ведомств…» И так далее.

Гонка обезьяньих вооружений

Цель этого послания в ЦК была той же, над достижением которой бился зоолог Илья Иванов: получить дополнительные ассигнования на расширение экспериментальной базы и увеличение зарплаты.

На руководящих товарищей в Москве особенно подействовал такой аргумент: «Если до начала 60-х годов число специализированных приматологических центров для медико-биологических исследований во всём мире не превышало пяти-семи, то в 1968 году их число достигло 30. Особенно показательно развитие приматологических исследований в США. До 60-х годов в этой стране такие центры практически отсутствовали. К настоящему времени в США создано не менее 20 таких центров».

Отставания от Штатов в военной области, даже в оборонной приматологии, советское руководство допустить не могло, и институту были выделены средства на строительство производственного филиала для размножения обезьян в Адлере. А также со временем разрешили создать ещё один такой филиал и два заказника, где 250 обезьян жили на свободе. Тот, который находился в Абхазии, существовал без особых проблем – там обезьян разместили на острове на реке, уйти с которого они не могли. А вот с заказником в Краснодарском крае, под Туапсе, случился скандал, едва не закончившийся его закрытием. Сбежавшая обезьяна пробралась на номенклатурную дачу и здорово перепугала руководящего партийного товарища.

Академик Лапин вспоминал, что работам по расширению института постоянно препятствовал руководитель советской Грузии Эдуард Шеварднадзе. И потому далеко не всё из задуманного удалось сделать. Тот же Шеварднадзе, став руководителем независимой Грузии, положил конец работе института в Сухуми. После начала грузино-абхазской войны питомник не раз обстреливали, а обе стороны конфликта обвиняли друг друга в том, что потерявший человеческий облик противник ставит над обезьянами эксперименты в стиле Ильи Иванова.

Доступ запрещён

Позднее институт перебрался в Россию, но неподалёку – под Адлер. Изменилось название головного центра исследования обезьян: теперь он – Курчатовский комплекс медицинской приматологии.

Если вы сегодня зайдёте на сайт этого комплекса, то увидите сообщение: «Доступ посторонних лиц на территорию комплекса запрещен, организованные экскурсии в настоящее время не проводятся, но мы работаем над этим вопросом».

Над чем ещё там сегодня работают – неведомо, но СМИ скупо сообщают, что ведётся строительство новых лабораторий.

Олег НАЗАРОВ